Члены семьи собрались за обеденным столом. Обед был подан, но всем было не до еды. Суперинтендент Баттл обвел внимательным взглядом обращенные к нему лица. Он пытался понять, кто есть кто, применяя свой старый испытанный метод. Они бы очень удивились, если бы узнали ход его мыслей. У Баттла был свой, не поддающийся постороннему влиянию способ оценивать людей. Для него не имело значения, что закон предписывает подходить к людям с позиции презумпции невиновности до тех пор, пока не доказана их вина. Суперинтендент Баттл видел в каждом человеке, связанном с убийством, потенциального убийцу.

Он скользнул взглядом с бледной Мэри Олдин, которая сидела выпрямившись во главе стола, на Томаса Ройда, набивавшего трубку, затем перевел его на Одри. Ее стул был отодвинут от стола, в правой руке она держала блюдечко с чашкой кофе, в левой — сигарету. Потом он посмотрел на Невила, потрясенного и сбитого с толку, трясущейся рукой пытавшегося закурить сигарету, и наконец на Кэй, которая сидела, опершись руками о стол. Ее бледность не могла скрыть даже косметика.

Суперинтендент Баттл размышлял.

«Предположим, это — мисс Олдин. Хладнокровная женщина и, должен заметить, умна. Такую не застанешь врасплох. Мужчина рядом с ней — темная лошадка, у него плохо двигается рука, лицо непроницаемое; наверняка страдает от чувства собственной неполноценности.

А это, вероятно, одна из двух жен, до смерти напугана — да, очень напугана. Как странно она держит чашку. Это Стрэндж, я где-то встречал его раньше. Явно волнуется, нервы взвинчены до предела. Эта рыжеволосая — прямо мегера, чертовски вспыльчива. Но не глупа».

Пока Баттл изучал собравшихся, инспектор Лич произнес небольшую официальную речь. Мэри Олдин представила присутствующих, закончив словами:

— Для нас это, конечно, тяжелый удар, но мы готовы сделать все, чтобы помочь следствию.

— Что ж, начнем, — сказал Лич. — Для начала не может ли кто-нибудь сказать, чья это клюшка?

— Какой ужас! — негромко вскрикнула Кэй. — Неужели этой…

Невил Стрэндж поднялся и вышел из-за стола. — Похоже, это одна из моих. Могу я взглянуть?

— Сейчас уже можно, — разрешил инспектор Лич. — Можете взять ее.

Это нарочитое «сейчас», казалось, не произвело никакого впечатления на присутствующих. Невил осмотрел клюшку.

— Эта клюшка из моей сумки. Через минуту-другую я смогу точно сказать. Пройдемте со мной.

Его проводили до шкафа, который находился под лестницей. Он отворил дверцу, и Баттл слегка опешил от неимоверного количества теннисных ракеток. Он сразу вспомнил, где видел Невила раньше.

— А я наблюдал вашу игру на Уимблдоне, сэр.

Полуобернувшись, Невил сказал:

— В самом деле? — Он переставил ракетки, освободив две спортивные сумки, которые были прислонены к рыболовным снастям. — Только моя жена и я играем в гольф, — пояснил он. — А это — мужская клюшка. Да, верно. Она — моя.

Он вытащил свою сумку, в которой лежало по крайней мере четырнадцать клюшек. «Серьезные ребята эти спортсмены, — подумал про себя инспектор Лич. — Не хотел бы я быть его кадди [4] ».

Невил продолжал:

— Это одна из клюшек Уолтера Хадсона из Сент Эстберса.

— Благодарим, мистер Стрэндж. Один вопрос прояснился.

— Меня поражает, что ничего не пропало, — сказал Невил. — И не похоже, что кто-то проникал в дом. — В его голосе звучали недоумение и страх.

Про себя Баттл отметил: «Они все сейчас думают об этом, все до одного».

— Слуги совершенно безобидны, — продолжал Невил.

— О слугах я поговорю с мисс Олдин, — спокойным голосом сказал Лич. — Не могли бы вы мне назвать адвокатов леди Трессилиан.

— Аскуит и Трелони, — быстро ответил Невил. — Из Сент Лу.

— Спасибо, мистер Стрэндж. Нам нужно будет узнать у них все о собственности леди Трессилиан.

— Вы имеете в виду, кто наследует ее деньги? — спросил Невил.

— Да, сэр. Ее завещание и прочее.

— Я не знаю, что у нее написано в завещании. Насколько мне известно, ее собственное состояние невелико. Я могу сообщить вам, что будет с большей частью наследства.

— Слушаю, мистер Стрэндж.

— По завещанию покойного сэра Мэтью Трессилиана оно перейдет ко мне и моей жене. Леди Трессилиан имела право только на пожизненное владение.

— Вот как? — инспектор Лич взглянул на Невила заинтересованно, как человек, увидевший возможность присоединить к своей коллекции ценный экземпляр. Под этим взглядом Невил поежился. Лич продолжил как ни в чем не бывало. — И какая же сумма, мистер Стрэндж?

— Затрудняюсь так сразу ответить. Полагаю, что где-то около ста тысяч фунтов.

— Да-а… Каждому из вас?

— Нет, на двоих.

— Понятно. Приличная сумма.

Невил улыбнулся и спокойно заметил:

— Знаете, моих собственных средств хватает, чтобы не занимать у покойников.

Лич всем своим видом продемонстрировал изумление, что ему приписывают такие мысли.

Они вернулись в столовую, и Лич перешел к следующему вопросу, который касался отпечатков пальцев. Обычное дело — идентифицировать отпечатки, оставленные в спальне убитой. Для этого нужно сравнить их с отпечатками живущих в доме.

Все с готовностью согласились и были приглашены в библиотеку, где их уже поджидал сержант Джоунз со своим микророллером.

Баттл и Лич начали допрос слуг.

От них удалось узнать немного. Хэрстл объяснил, как запирается дом, и заверил, что утром ничего необычного не обнаружил. Не было никаких следов того, что кто-то пытался проникнуть в дом. Парадная дверь была заперта на замок, хотя и не закрыта на задвижку. Ее можно было открыть снаружи ключом. Дверь так закрыли, потому что мистер Невил ушел в Истерхед и собирался вернуться поздно.

— Вы знаете, когда он пришел?

— Да, сэр. Думаю, было около половины третьего. Мне показалось, что он был не один. Я слышал голоса и звук отъезжающей машины. Потом я услышал, как закрыли дверь и мистер Невил поднялся наверх.

— В каком часу вчера вечером он отправился в Истерхед Бэй?

— Двадцать минут одиннадцатого. Я слышал, как захлопнулась за ним дверь.

Лич кивнул. Спрашивать Хэрстла пока было больше не о чем. Он опросил остальных. Все они нервничали и были напуганы, но не настолько, чтобы это могло показаться подозрительным в данных обстоятельствах.

Едва закрылась дверь за истеричной судомойкой, которая была последней, Лич вопросительно взглянул на дядю.

— Позови-ка назад горничную, — сказал Баттл. — Не пучеглазую, а ту длинную худую язву. Она что-то знает.

Эмма Уэйлз была явно встревожена. Ее испугало то, что на этот раз коренастый пожилой полицейский взялся сам расспрашивать ее.

— Я хотел бы дать вам совет, миссис Уэйлз, — доброжелательно произнес Баттл. — Вы ведь знаете, что нехорошо утаивать что-либо от полиции. Это ставит вас в невыгодное положение. Вы понимаете, надеюсь, что я имею в виду…

Эмма Уэйлз возмущенно, хотя и не вполне искренне, запротестовала:

— Да я никогда…

— Ну будет, будет, — Баттл поднял большую квадратную ладонь. — Вы что-то видели или слышали. Что именно?

— Я не то чтобы слышала… то есть я просто не могла не услышать — мистер Хэрстл, он тоже слышал. Я ни секунды не сомневаюсь, что к убийству это не имеет никакого отношения…

— Кто знает… Так что же вы слышали?

— Ну, я уже собиралась ложиться, а перед этим — было чуть больше десяти — я зашла к мисс Олдин положить ей горячую грелку в постель. И летом и зимой она всегда просит грелку, поэтому мне пришлось проходить мимо двери ее светлости.

— Продолжайте, — сказал Баттл.

— Я слышала, как она и мистер Невил ссорились. У них там поднялся такой тарарам. О, это был настоящий скандал!

— И вы помните, о чем они говорили?

— Ну вы же понимаете, я не прислушивалась…

— Конечно, нет. Но вы, должно быть, все же слышали какие-то слова…

— Ее светлость говорила, что она не потерпит чего-то происходящего в доме, на что мистер Невил сказал: «Я не позволю так о ней говорить». Он был вне себя…