— Я могу поручиться, что днем здесь дверей вообще никто не запирает, — заверила его Мэри. — Наша, например, весь день открыта настежь, хотя на ночь мы все-таки закрываем ее на ключ.

— А что из себя представляет этот «Бэлморал Корт»? — спросил Тэд Латимер. — С виду — высокое архитектурное недоразумение в викторианском стиле.

— Здание вполне оправдывает свое имя, — сказал мистер Тривз. — В нем чувствуется основательный викторианский комфорт. Хорошие кровати, хорошая кухня, вместительные викторианские гардеробы. Огромные ванны, мебель красного дерева.

— Постойте, вы, кажется, говорили, что поначалу вам что-то не понравилось? — спросила Мэри.

— Ах да. Прежде чем приехать, я предусмотрительно заказал письмом две комнаты на первом этаже. У меня слабое сердце, знаете ли, и лестницы мне противопоказаны. Но уже приехав, я с разочарованием узнал, что комнаты предоставлены быть не могут. Вместо них мне предложили две комнаты (правда, очень приятные, должен сознаться) на верхнем этаже. Я пытался протестовать, но старый жилец, который собирался уехать в Шотландию в этом Месяце, совсем слег и освободить заказанные комнаты был решительно не в состоянии.

— Это, наверное, мистер Лукан, — сказала Мэри.

— Да, похоже, именно так его и зовут. В этих обстоятельствах пришлось удовлетвориться тем, что было предложено. По счастью, в отеле прекрасный автоматический лифт, так что в сущности я не испытываю никаких неудобств.

— Тэд, — заговорила Кэй, — а почему бы и тебе не перебраться в «Бэлморал Корт»? Так до тебя было бы гораздо легче добираться.

— Не думаю, чтобы этот отель мне пришелся по вкусу.

— Вы совершено правы, мистер Латимер, — поддержал его мистер Тривз. — Он вряд ли вяжется с вашим представлением о курорте.

Тэд Латимер отчего-то смутился при этих словах.

— Не знаю, что вы хотите этим сказать, — произнес он.

Мэри Олдин, уловив натянутость в его голосе, поспешила перевести разговор на газетную сенсацию последних дней.

— Я слышала, они задержали человека, причастного к истории с сундуком в том Кентском городишке.

— Да, и это уже второй подозреваемый, — сказал Невил. — Надеюсь, на этот раз это тот, кто им нужен.

— Им вряд ли удастся надолго задержать его, даже если это и он, — спокойным голосом заметил мистер Тривз.

— Недостаток улик? — спросил Ройд.

— Именно.

— Все-таки, я полагаю, в конце концов доказательства всегда отыщутся, — уверенно высказалась Кэй.

— Не всегда, миссис Стрэндж, — мягко возразил ей мистер Тривз. — Вы бы удивились, узнав, сколько преступников разгуливают сейчас по стране совершенно свободно, и никто их не тревожит.

— Потому что никто не знает, что они преступники, вы это хотите сказать?

— Не только поэтому. Есть, например, человек… — адвокат упомянул известный судебный процесс двухлетней давности. — Полиция знает, что именно он убил тех несчастных детей, знает доподлинно и точно, но она бессильна. Алиби этого человека подтверждено двумя другими людьми. И хотя алиби фальшивое, доказать это невозможно. Следовательно, убийца выходит на свободу.

— Какой ужас! — воскликнула Мэри.

Томас Ройд выбил трубку и спокойным задумчивым голосом произнес:

— Этот рассказ укрепляет мою уверенность в том, что бывают случаи, когда нет иного пути, кроме как взять правосудие в свои руки.

— Что вы хотите этим сказать, мистер Ройд?

Томас Ройд все так же невозмутимо начал набивать трубку. Он, казалось, был целиком поглощен этим занятием и говорил отрывистыми, короткими фразами:

— Предположим, вы узнали… о каком-нибудь грязном деле… Вы знаете, что человек, совершивший его… по существующим законам неуязвим для наказания… Тогда, по-моему… справедливо будет самому… привести приговор в исполнение.

— Совершенно убийственная доктрина, мистер Ройд! — заговорил мистер Тривз с теплотой в голосе. — Подобному действию не было бы оправдания!

— Не вижу, почему. Я, как вы понимаете, исхожу из того, что факты налицо — просто закон бессилен!

— И все же действию частного лица нет прощения. Томас улыбнулся — улыбка вышла очень мягкая.

— Я не согласен, — сказал он. — Если человек заслуживает, чтобы ему свернули шею, я взял бы на себя ответственность ему ее свернуть.

— И в свою очередь стали бы уязвимы для карающей руки правосудия.

— Конечно, мне пришлось бы быть осторожным, — ответил Томас, по-прежнему улыбаясь. — Наверное, тут даже не обойтись без уловок или какого-нибудь низкого обмана…

Одри своим чистым голосом прервала его:

— Тебя бы все равно нашли, Томас.

— Ну уж раз речь зашла обо мне, — сказал Томас, — то я уверен, что нет.

— Помню был один случай, — начал мистер Тривз, но тут же спохватился и умолк: подобная невыдержанность была недопустима для человека его возраста и положения. Впрочем, садясь на любимого конька, он частенько забывал о приличиях. Извиняющимся тоном он добавил:

— Криминология для меня своего рода хобби, знаете ли…

— О, продолжайте, пожалуйста, — попросила Кэй.

— У меня довольно большой опыт по части уголовных дел, — просто сказал мистер Тривз. — Лишь немногие из них представляют настоящий интерес. Большинство убийц оказываются людьми плачевно недалекими и неинтересными. Однако я мог бы рассказать вам об одном действительно любопытном случае.

— О, пожалуйста, — взмолилась Кэй. — Я просто обожаю убийства.

Мистер Тривз свой рассказ начал медленно, подбирая слова с видимым тщанием и осторожностью.

— В деле фигурировал ребенок. Я не стану называть его возраст или пол. Факты следующие: двое детей играли с луком и стрелами, один ребенок послал стрелу, поразившую другого в жизненно важный центр, наступила смерть. Было назначено расследование, уцелевший ребенок пребывал в совершенном шоке, последовали соболезнования по поводу несчастного случая, виновнику содеянного все сочувствовали.

Он замолчал.

— И это все? — спросил Тэд Латимер.

— Все. Прискорбная случайность. Но у этой истории есть и другая сторона. Некий фермер за какое-то время до происшествия случайно проходил по одной неторной тропинке в близлежащем лесу. И там, на маленькой поляне, он заметил ребенка, упражнявшегося в стрельбе из лука.

Он опять умолк, давая слушателям возможность вникнуть в суть сказанного.

— Вы хотите сказать, — недоверчиво произнесла Мэри Олдин, — что это был не несчастный случай, что это было сделано нарочно?

— Не знаю, — ответил мистер Тривз. — Мы никогда не узнаем этого. Но в следственном акте было записано, что дети раньше ни разу не стреляли из лука и поэтому стрельба велась наугад и неумело.

— А это было не так?

— Это — по крайней мере в отношении одного из детей — совершенно точно было не так.

— И что же сделал фермер? — спросила Одри, затаив дыхание.

— Он ничего не сделал. Правильно он поступил или нет, судить не берусь. Речь шла о будущем ребенка. Он, видимо, посчитал, что если убийца — ребенок, то нельзя сразу, без сомнений приписать ему злой умысел.

— Но у вас лично нет сомнений относительно того, что произошло на самом деле? — настаивала Одри.

— Лично я придерживаюсь мнения, что это было в высшей степени хитроумное убийство, совершенное ребенком и спланированное им заранее до мельчайших деталей, — мрачно ответил мистер Тривз.

— А был повод? — поинтересовался Тэд Латимер.

— Да, конечно, мотив был. Детские поддразнивания, прозвища — этого вполне достаточно, чтобы вызвать ненависть. Дети легко начинают ненавидеть…

Мэри воскликнула:

— Но все эти приготовления!

— Да, именно эти приготовления — вот что скверно. Ребенок с убийственным намерением в душе день за днем тайно ото всех набивает руку, потом дожидается удобного момента — неловкий выстрел, катастрофа, притворное горе, отчаяние. Все это звучит невероятно — настолько невероятно, что в суде об этом, скорее всего, и слушать бы не стали.

— А что было дальше с… ребенком? — с любопытством спросила Кэй.